Книгой стоять на полке долгие годы и вдруг обнаружить, что кто-то открыл тебя и читает: внимательно, не пропуская ни слова, и это такое счастье, что даже не думаешь: «Только бы никогда не закрыл».
М. Фрай. Азбука пробуждений
А потом приходит день, когда любовь перестает быть важной. В том смысле, что другие темы кажутся значительнее, ощущаются острее, требуют больше внимания и сил.
А любовь – ну что любовь… «Если что-то изменится – я скажу».
О Любви
Ты устаешь волноваться о любви. Разбирать отношения, как ошибки в диктанте («семья» и «дом» правда пишутся через «хочу» или проверочное слово – «надо»?), думать на перспективу («will you still love me when i’m no longer young and beautiful?»), задаваться вопросами, ответы на которые не ясны, но уже заранее не нравятся.
Ты устаешь работать над отношениями. Совершенно неожиданно становятся интересны другие вещи.
Например, ты сама. Что от тебя осталось (или наоборот – приросло), когда позади вот такой и такой опыт.
Когда вот это не сбылось, а вот это – получилось даже лучше, чем мечталось.
Когда круче и интереснее было с теми, кто едва знаком, почти случаен, а с кем долго и давно – больше по памяти, чем на самом деле.
Когда вот здесь пришлось закрыть рот и молчать, а вот здесь – орать во всю глотку, срывая голос, впиваясь ногтями в ладони, до немоты.
После всех точек невозврата, всех точек над «i», всего, что было и не было – кто ты?
Однажды становится ненужным разменивать любовь на слова, писать о ней, спрашивать: ну как мы, в порядке? – дергая за рукав, с надеждой заглядывая в глаза.
Будто бы главное о любви сказать, главное услышать то, что можешь вынести услышать, а что там за этими словами спрятано, как внутри яйца, которое внутри утки, которая внутри зайца, – не думай и не смотри.
(В каждой правде про чувства много такого, что нет сил принять на раз-два; многое нужно долго носить в себе, вводить внутривенно, медленно, постепенно, примерно по двадцать капель в минуту, как физраствор).
Awful truth: никто и никогда не будет любить тебя так, как ты хочешь – будут как умеют. Точно так и ты – любишь как умеешь, а иногда, начитавшись книг и насмотревшись фильмов, даже как не.
Если однажды сказать: «Он меня не любит. Не любит так, как я хочу, чтобы он любил меня», если однажды признаться: «И я его тоже не люблю. Не люблю так, как он хочет, чтобы я его любила», если допустить, что любви между вами нет, а есть просто вы, и каждый чувствует то, что чувствует, что способен чувствовать при данных условиях и в данных обстоятельствах, отпадет необходимость мучиться самим и мучить друг друга.
Притворяться то героем, то жертвой, сомневаться, сетовать на бездарно потраченные года, торговаться за ночи.
Гадать, кто же остался в дураках. Продолжать с этим дураком жить (или быть им).
Ждать от своей любви чего-то эдакого, украдкой разглядывать чужие чувства, сравнивать с теми, что между вами, искать – а что еще между ними лежит на самой поверхности, на самом дне.
В «я тебя не люблю» гораздо больше свободы, чем в брачной клятве. Потому что это значит: я не буду тебя переделывать. Я не буду менять тебя под себя. Заставлять тебя любить меня так, как я хочу, разочаровываться в тебе, когда не получается (а у нормальных здоровых людей не получается едва ли не чаще, чем иногда везет).
(так, как ты хочешь, чтобы я тебя любила), потому что моя любовь к тебе – это про меня. Пока я живу, весь мир – это про меня, про то, каким я решаюсь его увидеть, на какие чувства и состояния отважиться, во что бесстрашно броситься с головой.
Я тебя не люблю (так, как ты хочешь, чтобы я тебя любила), но мир, в котором ты есть, гораздо лучше миллионов параллельных вселенных, где тебя нет.
Однако то, что мы все еще вместе, то, что мы делаем этот выбор – быть вместе – вовсе не доказательство любви. Это вообще ни о чем не говорит кроме того, что мы способны принимать решения, одно из которых на данный момент – такое.
Потому что любовь – это не нечто общее, одно на двоих, тождественное в ощущениях, как варежка для влюбленных на две руки. У каждого из нас своя любовь – как хаос в башке, как собственный луна-парк, как сны, которыми невозможно поделиться.
И мы несем ее в сердце, боясь расплескать, и говорим: «я люблю тебя», подразумевая: «я живу, когда», веря: «все будет хорошо, пока мы вместе»
