«Xoчу, чтoбы мeня любили бeзoтвeтнo, cтpacтнo и нeмeдлeннo!»: Миxaил Жвaнeцкий o жeнщинax. C любoвью
Портфель Жванецкого — это такая же неотъемлемая часть его образа, как кепка Ленина или сигара Черчилля.
Он умел ловко умещать туда повседневную жизнь целой страны, не забывая положить пару листов «о самом главном» – о женщинах и о любви.
Любой его хит о нас, женщинах, чудесен и свеж, будто только что придуман. Как его родная Одесса, где все пути упираются в море, и где в порту механиком по кранам работал молодой Михаил.
«Оказывается, сомалийские пираты закончили тот же Институт инженеров морского флота, что и я», — шутил он.
Если бы в это время не появился Михаил Жванецкий, то его стоило бы придумать. Потому что тогда, на переломе двух столетий, время безмолвного отчаяния мог уравновесить только смех. И порой, слушая Жванецкого, было так невыносимо смешно, что хотелось плакать.
Женщины и все тонкости взаимоотношений с ними, занимали в жизни писателя далеко не последнее место.
Всю жизнь он, “перекрывающий недостатки внешности умом”, пользовался бешеной популярностью у дам разных возрастов. Всего у Жванецкого пятеро детей от разных женщин: Ольга, Елизавета, Андрей, Максим и Дмитрий.
«Король смеха» и печальный мудрец писал о женщинах, и каждое слово отзывалось эхом пронзительной грусти .
«Назовем все это прекрасной половиной, на которую мы иногда заходим получить скандал, наслаждение, отдать деньги, передать ключи, привет, пустяк, сказать «люблю», убедиться в своей ненужности и выйти вон к чертям собачьим».
Жванецкий мог то горько ехидничать:
«Возьми за правило прерывать беременность еще в период знакомства».
«Гляжу на вас и думаю: как благотворно влияет на женщину маленькая рюмочка моей крови за завтраком».
То внезапно превращаться в тонкого лирика:
«Красивая женщина лучше своей внешности.
Глубже своего содержания.
Ее появление мужчины не видят, а чувствуют.
Красивая женщина — достояние нации.
Она творит историю и меняет ход войны.
У нее нет хозяина, но есть поклонники.
— А что делать некрасивым? Повеситься? — спросила меня какая-то студентка и посмотрела с такой ненавистью, что мы не расстаемся до сих пор».
Чередовать поэзию с сарказмом:
«И то, что они целуют вас, ничего не значит; и то, что они выходят за вас, ничего не значит. Всю жизнь будете думать, что она вас любит, и она вам будет это говорить, и не узнаете правды, и проживете счастливо»
Он мог писать со знанием дела:
«Женщины выполняют в мире 70% всей работы и получают 30% всей зарплаты. А ведь, им, если честно, надо в два раза больше… тут на одну косметику, за колготки и прочее я уже молчу.
Мужики, вы когда нибудь пробовали бежать за троллейбусом на шпильках в узкой юбке?»
И совсем коротко:
«Женщине надо быть либо умной, либо любимой».
«Женщину легче поменять, чем понять».
«Никогда не женись на женщине, с которой можно жить. Женись на той, без которой жить нельзя»
А этот знаменитый монолог Мастера звучит, как молитва.
«Я жду появления в России женщины около 45-ти,
стройной, ухоженной, …
ироничной, независимой.
Пусть курит, если ей это помогает.
Пусть будет чьей-то женой, если ей это не мешает. Это неважно.
И юмор, царапающая насмешка, непредсказуемость и ум.
Такая женщина — ценность.
Та, о которой речь, и услышит, и поймет, и ответит, и научит, и главное — ей есть что вспомнить. Как и вам.
Какое чудесное минное поле для совместных прогулок».
Несложно воспевать молодых и красивых. А вот попробуйте написать пронзительно о женщинах после 50. Он сумел так, что каждая из нас думает, что это о ней. И я в их числе тоже.
«Пропадают женщины. Пропадают женщины после пятидесяти.
Они исчезли с экранов, они не ходят в кино, они не появляются в театрах.
Они не выходят из дому. Они не нужны.
Много выпало на долю этих женщин.
Дикие очереди, безграмотные аборты, тесные сапоги.
Мир мечты заполнили одноразовые женщины, которых меняют, как шприцы.
Вы представляете стихи об этой любви?»
И даже так!
«Определить талант очень просто – вы смотрите, какая женщина возле него. Возле Пушкина, возле Высоцкого, возле Есенина».
И, наконец, слова, которые можно считать гимном:
«Свобода — это женщина. Тюрьма — без женщины. Власть — без женщины. Старость — без женщины. Болезнь — без женщины. Свобода — это женщина»
Он купался в бесконечной человеческой любви, хлещущей потоком на сцену: «Хочу, чтобы меня любили безответно, страстно и немедленно!».
Михаил Михайлович, Вы выше всех почетных званий и глубже любых определений.
Можно сказать просто: «Жванецкий» и поставить точку.
По материалам —Молодость как личная реальность
